Бессмысленно?

Идти бессмысленно?

Ещё не факт.

Сбежав от выстрела,

сожми в кулак

своё терпение,

а злую боль,

придать забвению

судьбе позволь.

Пройдёт, и к лучшему.

Взойдёт заря.

Свечу минувшему?

Наверно, зря.

Жизнь перемелется,

печаль пройдёт,

пурга-метелица

запудрит лёд.

С бокалом «рислинга»

тогда поймёшь:

Идти бессмысленно?

Пустая ложь…

Страница перечёркнутых стихов

Зачитана читателем, затёрта

страница перечёркнутых стихов

рукою то ли бога, то ли чёрта,

бегущего от пагубных грехов.

Зачёркнуты, и всё-таки читают

написанное этой же рукой

в ползущем по безмолвию трамвае,

заполненном безликою тоской.

Когда-то осуждённые сомненья

романтики серебряных эпох

остались на скучающем сиденье

трамвая, уходящего в депо.

А утром разошлись по белу свету

срифмованные мысли и мечта

остаться для возлюбленной поэтом,

достойным уваженья навсегда.

Кривые, неотёсанные строки

наивной обездоленной души…

Но, видно, этим крохотным пороком

стихи и оказались хороши.

Донецк – наша любовь

Родимый край, шахтёрский наш Донбасс.

Ты породил Донецк непобедимый,

где каждый дом стеною встал за нас,

когда завыли вражеские зимы.

И «Белый лебедь» с раненным крылом

не лил слезу над городом любимым,

а вспоминал о ласковом былом,

чтоб оставались мы неуязвимы.

Мы устояли, выжили с тобой.

Лечили ночью в Кальмиусе раны,

а на заре над гладью голубой

встречали день счастливо-долгожданный.

Любимый город, милый наш Донецк!

Какое счастье жить в твоих объятьях

и наблюдать, как юный сорванец

цветы считает на цветастом платье.

Под сенью парка кованых фигур

какое счастье ночью обнаружить,

что юный город нам с тобою нужен,

а на ветвях заждался нас амур.

В новый день

Одному пора прощаться

с полнолуньем, а другим -

опоздать, но это к счастью

можно только молодым.

У зари, как на ладони,

в полный рост, и не свернёшь

в ночь ушедшую - прогонит

из-под сосен молодёжь.

Ей положено не видеть

ни зарю, ни новый день -

подростковые флюиды

не отбрасывают тень.

Остальным же, кто постарше,

предначертано – в рассвет

из-под сосен, и на марше

оставаться много лет.

А за ними, через время,

те пойдут, кто в эту ночь

обниматься с хризантемой

до обеда бы не прочь.

****

Пройдя невольником полсвета,

приходишь к выводу - пути

теплом домашним не согреты

и в дальних странах не найти

ни той особенной калитки

у входа в райский уголок,

ни золотистых маргариток,

что вырастали на венок

обычной, вроде бы, соседки

и попадали к ней на стол

в уютно-крохотной беседке

пока рассвет ещё не цвёл.

И не найти такого места,

где каждый месяц, как жених,

а лето жаркое – невеста,

и счастье только для двоих;

где юный месяц круглолицый

без нас, ушедших, одинок,

и ждут ключи под половицей

у входа в райский уголок.

Сны детства

Не видит никто, не слышит,

как утром в ночных пижамах

уходят по старым крышам

сны детства обратно к мамам.

Уносят с собой ладошки,

что пахнут домашним хлебом,

и чудный цветок с окошка

уходит за ними следом.

Минута ещё и в тумане

наивное растворится,

опять новый день обманет

счастливые наши лица.

Часы несуразным боем

рассеют по стенам взгляды,

но память о сне ковбоя

останется где-то рядом,

пока не наступит вечер,

затянутся за день шрамы

и спустятся к нам на плечи

сны детства с ладошек мамы.

Разлука

Меж двух сердец и дни, и города

на расстоянье месячной разлуки.

Казалось бы, что это ерунда:

за это время не озябнут руки

и не успеет память очерстветь.

Но только при условии - не больше:

в морозе одиночества и медь

становится невидимо-промерзшей.

Бог знает, что запрятано в тени,

не перейдёт ли кто-нибудь дороги?

Гарантий нет, когда сердца одни,

что ожидает встреча их в итоге.

Луны огрызок брошен в небесах

звездой ночной и некуда податься

двум одиночкам в городе, впотьмах

без счастья человеческого братства.

И лишь любовь способна им помочь -

стирая грани между городами,

она дарует сказочную ночь,

где нет разлук во сне под небесами.

Молодо-зелено

Молодо-зелено – выспаться некогда

юному счастью, бегущему по полю.

Мысли по ветру от птичьего стрекота,

прихоть желаний пушинками с тополя.

Буйной головушке хочется многого…

Если могла бы сдержать уходящее

волей-неволей в домашнее логово

рыжее солнце, покой уносящее.

Сердце на сотни сердечек расколото.

Как угодить, если каждому хочется

стать то снежинкой извечного холода,

то превратиться в частицу песочницы.

Глупость на глупости – молодо-зелено.

Масса желаний, а разума минимум.

Много ошибок безумностью сделано,

больше расставлено по полю минному.

Без перегибов и глупости ветреной

не обойтись неокрепшему разуму…

Опыт за юностью входит уверенно

и несуразное прячет за пазуху.

В бабье лето

Если двери не по нраву,

не входите – кто вас просит?

Проскользните в щёлку справа

в запорошенную осень,

где ещё не тянет стужей,

не дымят костры и вечер

не слезинками по лужам,

а пушинками на плечи.

Дверь обманчива, за нею

может всякое таиться.

Знать бы - мартовские феи

или зимние зарницы?

Лучше в щёлку, ту, что справа,

прямо в осень, в бабе лето,

где ещё пахучи травы,

а земля теплом согрета,

где подвязаны надежды

паутиночной тесьмою

и сердца зависли между

поздним летом и зимою.

___________________

© Николай Дик, г. Азов